Предлагаем вниманию читателей продолжение интервью с доктором экономических наук, профессором факультета экономики и предпринимательства Казахстанско-Немецкого университета Нурланом НУРСЕИТ, начало которого опубликовано в № 95 от 10 декабря 2024 года.
– В одной из своих аналитических статей вы писали об экономиках постсоветских стран, которые формировались после развала СССР. Если честно, я не нашел ни одного примера, которому можно было бы следовать нашей стране. Неужели Казахстан не выстроил устойчивую экономическую политику за годы независимости?
– Конечно, у каждого народа и страны всегда свой уникальный путь развития, своя история, культура, философия. Поэтому всегда не так просто найти страну, которая бы могла служить примером для всех, в том числе и для нашей страны. Однако можно учиться лучшему у разных стран, в чем они преуспели или в чем не преуспели. В целом примеров успешного развития народов достаточно много. Сюда следует отнести быстрое восстановление экономики Германии и Японии, развитие Сингапура, Южной Кореи, Тайваня, Малайзии, Индонезии в послевоенное время, стремительный подъем Китая, начиная с конца 1990-х годов по 2023 годы. Примеров неуспешного развития тоже хватает, однако это преимущественно страны Африки (Нигерия) и Латинской Америки (Венесуэла, Перу, Никарагуа). Причиной быстрого подъема первой группы стран были большие инвестиции в образование и науку, полное искоренение коррупции, привлечение зарубежных инвестиций в развитие современных производств, приобретение лицензий на производство передовой зарубежной продукции у развитых стран, ориентация производства на экспорт, плановое развитие экономики в сочетании с использованием рыночного механизма, высокий уровень сбережений населения, отсутствие внешнего долга, инвестиции в развитие рыночной инфраструктуры и в создание крупных отечественных финансово-промышленных групп. Это обеспечило им быстрое развитие и последующее вхождение в ряд развитых стран. Причиной неудачи второй группы стран была фокусировка на добыче и экспорте сырья, разделе сырьевой ренты, что вело к чудовищному уровню коррупции, резкому расслоению населения по уровню доходов и небывалой преступности. Данная модель не требует подготовки квалифицированных работников, которые в состоянии были бы придумывать и разрабатывать новые технологии. Ей не нужны наука и образование, так как в основе такой модели лежит безудержная эксплуатация богатых природных ресурсов, а не знания и технологии, и тем более их приумножение. Такая модель достаточно хорошо функционирует, пока запасы сырья большие, но как только они исчерпываются, модель начинает испытывать постоянный спад производства со всеми негативными последствиями, такими, как рост безработицы, падение уровня жизни, рост долга, инфляция Данная модель коррупциогенна, так как количество месторождений физически ограничено, а любой дефицит всегда сопровождается коррупцией. Уровень жизни населения при этой модели невысокий и нестабильный, так как цены на сырье всегда гораздо ниже цен готовой продукции и очень нестабильны. Еще одной характерной особенностью такой модели является порождаемая ею голландская болезнь, которая делает невыгодным любое несырьевое производство, способствует ее примитивизации и концентрации на начальных стадиях технологической цепочки, для которых характерна низкая добавленная стоимость, а соответственно, низкие цены на производимую продукцию, низкие зарплаты и повсеместная нищета населения. Вот как описывали эту модель эксперты в Венесуэле: «государственная система была чудовищно поражена коррупцией, что лишало большинство граждан возможности реализовать свои надежды и мечты, в то время как меньшинство, окопавшееся у власти, обогащалось невиданными темпами» (Льоса, 2003 год). Знакомая ситуация? Да, к сожалению, она чем-то напоминает наши реалии. Так, несмотря на публичные заверения бывшего президента, на мой взгляд, вывести нашу страну в разряд 30-ти развитых стран ему не удалось, так как это была заведомо невыполнимая задача. В другой стране Латинской Америки – Перу «с 1990 по 2001 годы было приватизировано больше государственных предприятий, чем в любой другой латиноамериканской стране». В результате приватизации ситуация в стране лишь ухудшилась, так как приватизация государственных монополий использовалась «для обогащения кучки людей», стоящей у власти, «государственные монополии превратились в частные», а остальное население было просто обворовано, так как, что раньше было общим достоянием, стало теперь частным состоянием. Если бы в данном тексте не было указано на конкретную страну, можно было бы подумать, что речь идет о постсоветских странах.
– Аналогичная ситуация была в Африканских странах.
– Что касается стран Африки, то здесь мы имеем худшие результаты от использования второй модели. Например, «если 30-40 лет назад Нигерия считалась одной из самых развитых стран Западной Африки, то сейчас она славится лишь своим криминалитетом и размахом коррупции. Если в 1985 году совокупные расходы на образование в стране составляли более 12 процентов от ее ВВП, то к 2003 году уровень упал до 4,6 процента и сейчас не превышает 3,5 процента» (Журнал соціальної критики, 2013 год).
– А какая модель из двух перечисленных на ваш взгляд ассоциируется с нашей страной?
– В Казахстане, хотя много говорили о первой модели, но на деле видим плоды использования второй модели. Ведь на самом деле, все эти красивые слова об опережающем индустриальном развитии, о вхождении в 30 мировых лидеров, программа 2030 и другие похожие программы, на проверку оказались чистой воды лозунгами, а не проработанными программами развития. О них сейчас никто даже не вспоминает, а следовало бы провести работу над ошибками, чтобы понять причины неудач предпринятых реформ, наградить достойных, наказать виновных и принять действенные меры, чтобы не повторять их в будущем. Такого шага властями до сих пор не сделано. Это означает, что в будущем мы можем снова наступать на те же грабли. Отказ от выбора первой модели нашими властями был, на наш взгляд, связан с тем, что для первой модели не требовалось вкладываться по полной в образование и науку, что обычно требует много времени и инвестиций, чтобы вырасти и воспитать новые кадры. А наши власти хотели быстрых решений. Этого можно было достичь со второй моделью, которая за счет привлечения иностранных инвестиций позволила быстро освоить богатые природные ресурсы и обеспечила огромный приток нефтедолларов и другой природной ренты в страну, что укрепило и легитимизировало власть первого лица и его команды в глазах обывателей. Она показывала отличные результаты на начальной или зрелой стадии освоения природных месторождений. Но богатые месторождения имеют свойство заканчиваться. Когда это наступает, а это уже наступило по медным рудам и ожидается в недалеком будущем по нефтяным и газовым месторождениям, тогда нашей стране придется в полной мере вкусить отрицательные «прелести» второй модели. Это может произойти также из-за технологических сдвигов, что может резко снизить спрос на традиционные ресурсы. Например, в скором будущем (10-20 лет) многие люди в странах Европы, США, Японии и Китая пересядут на электромобили, что может привести к снижению спроса и падению цены на углеводороды. В результате вместо постоянного роста экономики и уровня жизни в нефтедобывающих странах, здесь может начаться постоянный спад, сопровождаемый ростом безработицы, снижением доходов, нехваткой инвестиций, ростом долгов и процентов по ним. Это грозит коллапсом всей построенной рентоориентированной системы экономики и политической власти, основанной на ней, если, конечно, не будет своевременно найдена достойная альтернатива разработке природного сырья.
– Сегодня стали чаще говорить о новой политико-экономической системе БРИКС, которая, якобы, в скором времени придет на смену доллару. Допускаете ли вы сценарий резкого обрушения доллара и евро на фоне набирающей популярности новой организации, если они создадут свою цифровую валюту?
– БРИКС слишком разрозненная организация, объединяющая самые различные страны, с разной идеологией, формой правления, разной историей и культурой, расположенная на разных континентах. Такая организация не может быть устойчивой. Она не объединена прочными экономическими, социальными, культурными связями. Да, в странах БРИКС идут дискуссии о том, каким образом можно уйти от диктата доллара США. Но это все на уровне разговоров, так как отказываться от доллара и переходить на местные валюты, крайне экономически не выгодно самим странам БРИКС. Россия попыталась это сделать и стала крупнейшим поставщиком нефти в Индию. Однако отсутствие нужных ей товаров в Индии и неконвертируемость рупии вынуждают Россию ежемесячно накапливать до трех млрд долларов в активах в рупиях, которые она не может репатриировать по причине валютных ограничений. В результате в Индии на август 2023 года зависли российские деньги в сумме 39 млрд долларов (The Moscow Times, 2024 год). В результате российский бизнес несет большие, если не явные, то потенциальные потери, так как они не могут свободно распоряжаться полученной выручкой. Но даже для России это все же вынужденные потери, так как у нее не было других альтернатив. Рынки других стран, кроме Китая, из-за санкций были для нее закрыты. Теоретически Китай как самая большая и экономически мощная страна блока, мог бы предложить использовать свою валюту юань в качестве общей валюты стран БРИКС. С чем бы другие страны блока, возможно, согласились, так как юань в отличие от рубля довольно устойчивая валюта, подкрепленная мощной экономикой, и первыми в мире по размерам ЗВР. Однако Китай не торопится с таким решением, и даже не рассматривает это сейчас как реальную опцию.
– Возникает вопрос: почему?
– Китаю это просто не выгодно делать, так как он в этом случае не сможет проводить достаточно гибкую валютную политику, которая позволяет ему своевременно устранять дисбалансы, возникающие в экономике, и, тем самым добиваться конкурентоспособности своих товаров в условиях крайне волатильной внешней среды. Это связано с тем, что девальвация курса нацвалюты является важным и действенным инструментом повышения конкурентоспособности национальной экономики, если ее курс заметно завышен и экономика разбалансирована. И было бы глупо лишаться такого механизма в угоду получения политических дивидендов. Еще один возможный вариант. Технически можно было бы создать комбинированную валюту БРИКС из корзины валют стран-участниц, но в реальности такая валюта была бы крайне неустойчивой, так как страны БРИКС различаются по темпам роста ВВП, инфляции, внешнему и внутреннему долгу, устойчивости и конвертируемости национальной валюты и так далее. Поэтому им сперва придется выравнять уровни своего развития, как это сделали в свое время страны Европейского союза. Но это может занять очень много времени, десятки лет, как это потребовалось для стран Западной Европы. Если в 1969 году была предпринята первая попытка по созданию валютного союза по инициативе Европейской комиссии, то евро стала основной валютой Еврозоны только в 1999 году. Поэтому основы для обрушения доллара и евро из-за создания БРИКС, я лично в ближайшей перспективе и даже в обозримой перспективе, откровенно говоря, не наблюдаю.
– Как вы считаете, почему Казахстан медлит с вступлением в организацию БРИКС? Это создает дополнительные угрозы для нашей национальной экономики?
– Да, с одной стороны, участие в БРИКС потенциально дает некоторые преимущества, так как на долю БРИКС приходится около трети мирового ВВП и 45 процентов населения планеты. Но эти выгоды пока чисто умозрительные и не могут быть реализованы ни сегодня, ни в обозримой перспективе, так как не оформлены четкими механизмами реализации. Ведь сам альянс представляется неофициальной, аморфной структурой, включающей совершенно разные страны по культуре, политической системе, используемым экономическим моделям, участие в котором ни к чему его членов не обязывает. Некоторые страны даже находятся в состоянии перманентного конфликта друг с другом, как Китай и Индия, что вряд ли возможно в хорошем объединении. Поэтому создание реального механизма, куда относится и введение единой валюты, потребует десятки лет, так как требуется выравнивание уровня экономического развития этих стран, иначе, как показывает опыт успешных альянсов, он не сможет быть жизнеспособным. Сюда нужно добавить, что сильная антизападная риторика и позиционирование БРИКС как силы, выступающей за альтернативный мировой порядок, делает членство в нем с точки зрения западных держав достаточно токсичным. А ведь с развитыми странами мы ведем активную внешнюю торговлю, от них получаем технологии и кредиты, поэтому нам не очень выгодно портить с ними отношения ради неясных выгод и перспектив какого-то аморфного и неформального альянса. Поэтому действия наших властей в этом отношении БРИКС вполне разумны.
– Недавно решился вопрос по строительству АЭС. Некоторые эксперты утверждают, что наличие стабильной и самодостаточной энергосистемы даст стимул для экономического развития Казахстана по примеру таких стран, как США, Япония, Южная Корея и Франция, а также привлечет больше инвестиций. Как вы считаете, АЭС поднимут экономику на новый уровень или это пустые ожидания?
– Вопрос о строительстве АЭС – это больше политическое решение, так как с экономической точки зрения оно не выгодно. По мнению Асета Наурызбаева, ранее занимавшего пост руководителя государственной компании по управлению электрическими сетями KEGOC: «Строить АЭС в Казахстане – это делать шаг назад в экономическом развитии страны. Тем более, что уже сейчас стоимость получения электроэнергии от возобновляемых источников в стране в пять-шесть раз ниже, чем от АЭС. Об этом мы можем судить по цифрам последнего проекта «Росатома» в Турции, где цена одного киловатт/часа составляет 12,35 цента, в Казахстане от ВИЭ – в пределах двух-трех центов». Более того, создание АЭС, которое стоит десятки миллиардов долларов и строительство которых будет вестись долгое время, увеличит нашу зависимость от России в энергетической сфере, приведет к резкому скачку тарифа за электроэнергию в четыре – шесть раз, заметному росту внешнего долга. Это небезопасно и с экологической точки зрения, а также хранения ядерных отходов.
– Но как решить проблему дефицита электроэнергии, которую нельзя отрицать?
– Да, у нашей страны сейчас существует дефицит электроэнергии, и она покупает ее значительные объемы у России, Кыргызстана. Но следует ли из этого, что нам нужно строить собственную АЭС? Нельзя ли ее дальше покупать у тех стран, у которых имеется ее избыток? Ведь, если мы покупаем хлеб и молоко в магазине, это не значит, что мы должны обязательно создавать хлебное и молочное производство у себя дома? Будет ли это логичным и экономичным? Не выгоднее ли покупать недостающую энергию, чем самим ее производить по «бешеным» ценам? Зачем иначе рыночная экономика, зачем мы ее создавали? Более того, у нас огромные запасы угля, газа, сланцев и нефти, а также солнца и ветра. Причем их запасы огромные, и стоимость их производства будет долгие десятилетия много раз ниже, чем у АЭС. Зачем в этих условиях строить АЭС, которая своими тарифами может сделать неконкурентоспособной всю нашу экономику? Не значит ли это резать курицу, которая несет золотые яйца? Разве это по-хозяйски? Негативными последствиями крайне высоких тарифов может стать закрытие многих заводов и фабрик, всплеск безработицы и снижение уровня жизни. Да, когда запасы обычных энергетических ресурсов истощатся, то, конечно, можно и нужно будет ставить вопрос о строительстве АЭС. Но сейчас, зачем? Не горит же. Хотя за это время, может начаться эра термоядерной энергетики и вопрос ядерной энергетики сам собой отпадет. Разве стоит тратить силы на то, что сейчас или в будущем не будет актуальным? С другой стороны, строительство АЭС требует гигантских инвестиций. Значит ли это, что у нас в стране все замечательно, и деньги просто некуда девать? Цифры по дефициту бюджета и большие заимствования бюджета из Нацфонда говорят об обратном. Анализ показывает, что значительная часть бюджета финансируется за счет денег из Нацфонда. Может быть, жизнь простых казахстанцев очень хорошая, и им не мешало бы значительно повысить тарифы на электроэнергию и коммунальные услуги, чтобы они более экономно использовали электроэнергию и тепло? Нет, конечно. Многие казахстанцы сегодня испытывают немалые трудности из-за с равнительно невысоких зарплат и больших долгов. Да, некоторые граждане страны сами голосовали за строительство АЭС. Но все мы хорошо понимаем, что озвученные цифры, это больше выдача желаемого за действительное. Я точно знаю, что строительство АЭС приведет в ближайшей перспективе к дальнейшему значительному росту нагрузки на бюджет государства. Придется срочно изыскивать деньги на это строительство АЭС, а это многие миллиарды долларов. Следовательно, придется сокращать зарплаты, социальные выплаты, отказываться от некоторых социально значимых проектов, повышать налоги. Некоторые деньги государство вынуждено будет брать в долг под высокие проценты, что будет означать дополнительные выплаты из бюджета. И даже, когда АЭС будет построена, то, чтобы оправдать вложенные инвестиции, государство будет вынуждено многократно повысить тарифы на электроэнергию. Что вряд ли сделает жизнь нашего бизнеса и людей радостней и веселей. Хотя у меня есть ощущение, что наши власти более проницательные и дальновидные, чем это кажется обычному обывателю. Они дают скорее невыполнимое или маловыполнимое обещание внешним игрокам, зная, что срок подготовки проекта АЭС, его обсуждения и одобрения очень длительные, и геополитические риски сегодня высокие. А за это время, как говорится в восточной пословице, вполне возможно, что «либо арба сломается, либо ишак сдохнет», и решение о строительстве АЭС станет само собой либо неактуальным, либо ненужным.
Записал Ришат МАХСУТОВ
